2016-6-1 11:32 |
Сегодня мы завершаем публикацию выдержек из дневника жены руководителя Туркестанской почвенной экспедиции 1914 года Веры Никитиной. В экспедиции чету Никитиных сопровождают нанятые ими четыре местных жителя - переводчик Гассан, Байрам-Али, Джуша и Казан-бай.
В четвёртую порцию фрагментов включены записи из дневника с 10 по 15 сентября 1914 года - с шестого по одиннадцатый день экспедиции. Постепенно складывается своеобразный быт ее участников, Вера Никитина погружается в атмосферу повседневности туркменской пустыни, общается с кочевыми жителями Туркестана и рассказывает о том, как участники экспедиции сняли лагерь возле кочевого стойбища и переехали в Тедженский оазис.
Туркестанский дневник вместе с фотографиями хранится в семейном архиве внучки Никитиных - Елены Чирковой. Выдержки из дневника «Фергана» публикует с любезного разрешения интернет-издания «Пермская трибуна». Первая часть, вторая часть, третья часть.
Стрельба в мишень
Ехали нынче такыром (форма рельефа, образуемая при высыхании засолённых почв в пустынях. – Прим. «Пермской трибуны»). Гладкая, как стол, поверхность. Жарко, но я уж привыкла, и пить не так хочется. Я делаю так: пью в семь часов утра, потом в час и на остановке, иначе всегда будем пить.
Остановились также на такыре, занялись стрельбой. Здесь, среди мужчин, сама превращаешься в мужчину. Стреляли в цель из маузера Вася и Байрам-Али, для которого это большое удовольствие. Я всё давала мимо, на что он говорил: «Зорко». Потом оказалось, что я закрывала всё правый глаз вместо левого.
Байрам-Али добродушно надо мною посмеивался, хотя всячески старался устроить цель так, чтоб я попала. Он очень «интересен» был вчера, когда надел свои синие очки. Франт! У него, оказывается, есть зеркало. Мы стали рассматривать свои физиономии, но лучше было поскорей это бросить, так как оттуда глянула такая жирно-красная с распухшими потрескавшимися губами маска!
В пустыне как дома. Путник в Туркестане. Рисунок Веры Никитиной с сайта «Пермская трибуна»
Миражи
Видела очень интересное явление — миражи. Едем по ровному гладкому такыру, и вдруг вдалеке видишь воду, лужи, а на горизонте так целые реки с деревьями по берегам! Невольно хочется скорей туда доехать, но тщетно — подъезжаем, и всё исчезает. Это нам ещё не очень хотелось пить, а, воображаю, как должны притягивать эти миражи истомлённых жаждой путников.
Ещё здесь часто видишь смерчи: пыль поднимается облаком, крутится воронкой, налетает на вас этот вихрь — ну, тогда нужно крепко держаться в седле.
Вся поверхность такыра изрыта большими и маленькими ямами и воронками. Бегают ящерицы, но их очень трудно поймать. Интересные фигурки делают москиты - они обкладывают деревья яйцами. Появились на горизонте горы, как дымка.
Путь к колодцу
Вот мы и недалеко от Серахса. Ехали всё время такыром, потом солончаком, который только тем и отличается, что кустов больше, да корка солей хрустит под ногами. Дул ветер, что здесь всегда неприятно. Поднимаются облака пыли, и ветер какой-то сухой, палящий, лицо трескается. Мне нынче нездоровится, голова немного болит, но что поделать, ехать надо!
Наконец добрались до колодца. Какое это великое слово здесь — колодец! Как радуешься, слыша его! Наши верблюды уже сутки не пили. Они так рады воде! Напились так, что раздулись. У колодца, как всегда, сидят какие-то грязные, обгорелые, как головёшки, фигуры, которые с любопытством на нас поглядывают.
Местные
Остановились на отдых. Байрама-Али и Джушу послали в Серахс за покупками, а сами расположились недалеко от кибиток, где живут приятели Байрама-Али, которые усиленно нас звали остановиться у них. Занимаются они тем, что сеют пшеницу, разводят арбузы. Едят немного, но чай и сахар продают. Женщины делают ковры.
Принесли нам арбузов, дынь. Так приятно после нашего странствования по пескам наконец увидеть зелень! Здесь по высохшему арыку растут саксаул, камыш, верблюжья колючка. Так радует глаз эта зелень!
Туркменские ребятишки
Вчера они все, большие и маленькие, приходили к нам в лагерь. Хорошенькие чёрные ребятишки в длинных халатах, широких штанах и «тебятейках» с кисточками, значками и пришитыми, вроде наших ладанок, в которые, оказывается, мулла зашивает молитву от болезни, и «он уж знает, по книгам читал, в какое место зашить».
Дети Туркестана. Фото Веры Никитиной с сайта «Пермская трибуна»
Ребятишки очень живые, не дичатся, всё рассматривают. Снимали их. Мать, ещё одна фигура закутанная, сидела. Просили открыться, но она говорит «ни за что, никогда не открывается», хотя, очевидно, её брало любопытство, и она приоткрывала тряпки, закрывающие её лицо. Это по-ихнему монашка, она молится Богу, и ни один мужчина не может её видеть.
Вера Никитина спешит на помощь
Туркмен, приятель Байрама-Али, просил полечить его руку. Укусила змея месяц тому назад, распухла рука, теперь не сгибается. Намазала йодом, велела растирать.
Вечером пускали ракеты, и туркмены с любопытством смотрели и говорили «к?п якши» («очень хорошо»).
Несчастье с лошадью
У туркмена случилось несчастье — вот уж «на бедного Макара все шишки». У самого рука болит, а здесь что-то заболела лошадь - распухла шея. Что у неё? Может быть, змея укусила, а может быть, сибирская язва. Жутко делается предположить это! Ведь мы совсем рядом — и мухи, и туркмены приходят, не убережёшься, и остаётся только покориться судьбе. Да, здесь чувствуешь, что всё в руках Бога, самому нужно покоряться. Судьба — умрёшь, нет — останешься жив.
Ребятишки бегают около, в руках у них, как мне показалось сначала, головёшки, но, оказывается, что это жареный заяц. Они грязные, босые, пыльные. Это палящее солнце и пустыня учат покорности и терпению.
Нынче ночью слышали, как туркмены пугали кабанов, приходивших на бахчу. Вчера Вася спугнул лису, видели фазанов. Вася хочет нынче поохотиться.
Вера Никитина у своей палатки. Туркестан, 1914 год. Фото Василия Никитина с сайта «Пермская трибуна»
«Утром мажу бутерброд…»
И всё-таки как хороша эта кочевая жизнь! Прямо наслаждаешься. Я уж так привыкла к каравану, к людям, к животным. Невольно начинаем их любить и думать о них. Сама устанешь, хочется есть, обедаешь и сразу вспоминаешь, что и они хотят, и идёшь дать корочку нашему «босибе» (искажённое от «спасибо». Очевидно, в устах местных жителей, спутников Никитиных, «спасибо» звучало как «босибе». – Прим. «Пермской трибуны») или верблюдам. Их нынче гоняли поить на Теджен (Река, протекает в Туркменистане, Иране (Персии) и Афганистане. – Прим. «Пермской трибуны»).
Волшебная трава
Я занималась стиркой. Байрам-Али рассказывал про кузнечика, который усаживается змее на шею и ногами её убивает, и про траву, очень пахучую.
Был один туркмен. Приходит он домой, жена его спрашивает, нашёл ли заработок. Он сказал: «Нет». Тогда жена рассердилась и прогнала его из кибитки. Пошёл он к приятелю и рассказал про своё горе. Тот ему сказал: «Пойди, найди, есть такая трава, которая хорошо очень пахнет. Намажься ею и иди домой». Он так и сделал. Приходит домой, жена говорит: «Нашёл работу?». — «Нет». Она было хотела рассердиться, но понюхала и говорит: «От тебя хорошо пахнет, иди в кибитку».
Туркменский «балла»
Вася ушёл на охоту, а ко мне приходили визитёры. Сначала прибежал «балла» (мальчик, с туркменского языка. – Прим. «Пермской трибуны»), сел на корточки и блестит своими глазёнками. Начали переговариваться через Гассана, кого больше любит — отца или мать? Оказывается, любит больше отца, а потом одну мать, а другую не любит — та молодая, а эта злая и старая. Говорит, что мать его не бьёт. Жить любит больше в кибитке, чем в Серахсе, где у них дом: «Здесь и птичка, и зайчик, а там нет».
Потом беседовали с Гассаном, у него мать, отец и сёстры. Мать уж несколько лет не знает, где он, и «всё плачет». «Почему не напишешь?» — «Уж очень не люблю писать. Начну, а потом разорву и брошу».
Народная медицина в действии
Потом явились ещё два туркмена — молодой и постарше, в папахах с кинжалами, так что невольно как-то жутко было быть одной в таком обществе, хотя они вообще очень смирно настроены. Начали разговаривать: что делают они, если укусит змея. Идут к мулле, и тот читает молитву, а если это не поможет, то нужно убить собаку и положить в неё укушенное место, а если одна не поможет, надо убить другую.
Ещё делают так: находят ту змею, которая укусила, и мулла вешает её за хвост, а под головой разводят огонь и читает до тех пор, пока не сгорит змеиная голова.
Мулла у них лечит. Он «всё знает», всякую болезнь, он читал «большие книги».
Возвращение мужа
Вася в разгар нашей беседы вернулся с охоты, и радость — несёт фазана-курочку! Начала с неё сдирать шкурку. Развели костёр, стали готовить ужин.
Уж стемнело, и выглянул на небе месяц, около него зажглась, как бы кокетничая, звёздочка, заверещали сверчки.
Призрак «злого туркмена»
Ночью меня опять посетили страхи. Проснулась, начала прислушиваться… Слышу — лают собаки и чьи-то шаги около палатки. Хоть и мирно и очень хорошо к нам относятся туркмены, но вспомнились их окровавленные руки, страшные лица, когда они резали лошадь, и невольно воображение рисует, как вчерашний страшный туркмен крадётся к палатке с большим кинжалом, которые они носят за поясом. Разбудила Васю, он обошёл лагерь. Всё спокойно. Я ещё несколько времени прислушивалась, а потом уснула.
Матроны пустыни
Утром Вася опять ушёл за фазанами, а ко мне пришли в гости матроны. Старая жена нашего туркмена с детьми показывает, что у неё и дочери болят пальцы. Стала лечить. Потом пошла в гости в их кибитку. Там несколько кибиток из камышей, лежат в них бараньи шкуры. В одной получше — на полу разостланы ковры, лежат мешки для сидений. Здесь темно и прохладно. Посредине на маленьком коврике стоит чайник. Мы уселись. Молодая жена тоже открыла покрывало, очень недурное личико. Вообще все туркмены — и дети, и женщины — довольно красивы.
Объяснялись больше знаками да при помощи нескольких мне известных слов, но друг друга всё же поняли. Они не дичатся, очень живые. Одна беременная.
Смотрела, как они ткут ковры, тоже в кибитке. На раме натянуты верёвочки, а потом они заплетают их как-то нитками. Они такие радушные, гостеприимные.
Никитины беседуют с местными жителями. Фото с сайта «Пермская трибуна»
«Всё, что у меня есть, бери»
Туркмен из кибитки ходит с Васей на охоту, приносит нам дыни, арбузы. «Всё, что у меня есть, бери», — говорит он. Простые неиспорченные люди. Нас они называют «бояр», относятся с такою искреннею готовностью услужить, что даже неловко — не знаешь, как им отплатить за их радушие. Вообще мне здесь так нравятся эти простые взаимоотношения с людьми. Нет этого унизительного «на чай» — относятся от души, а не в ожидании подачки.
«Привыкла»
Я думала сначала, что рабочие будут ко мне относиться подозрительно, но они считают меня за полноправного члена экспедиции, а не за лишний груз, что мне приятно. Я стараюсь не быть в тягость и думаю, что этого нет. Готовлю обед, произвожу наблюдения — вообще делаю всё, что могу. Сначала очень трудно было, но я старалась не показывать вида. Хотя уже подумывала, что не перенесу экспедиции, а теперь привыкла.
«Путь от себя»
Привал. Фото Веры Никитиной с сайта «Пермская трибуна»
Вася решил прогнать Джушу и Казан-бая (Ранее в дневнике рассказывалось о том, что Джуша и Казан-бай плохо справлялись со своими обязанностями. – Прим. «Пермской трибуны»), поэтому остались ещё на день. Жалко их и [лошадь Казан-бая] Чавчу, хотя она меня изводила, но всё же я привыкла к ней, да и им очень далеко добираться до Мерва. Казан поехал вдогонку за караваном, а Джуша пошёл в Серахс. Расстались мирно. Теперь наняли двух туркмен — какие-то будут? Исправляли сёдла и прочее, но меня уже беспокоит, что долго задерживаемся, успеем ли всё сделать.
Будни врача
Мысли все заняты заботами текущего дня, изредка только вспомню о маме и своих, а [Первая мировая] война отошла как-то далеко. Занимаюсь практикой, лечу людей и верблюдов. Артык усердно делает всё, что велю, и рука его лучше. Также его старую жену и дочь лечу от нарывов на пальцах. Нынче пришёл «балла» с распухшими желёзами. Как любит Артык своих сыновей, с гордостью и любовью смотрит на них! Для них дети — источник благосостояния: за дочерей платят калым, а сыновья — это работники в доме. Артык и компания целые дни около нашей палатки сидят на корточках в своих огромных папахах, как чёрные птицы. Особенно они любят рассматривать оружие.
Дорога
Ну уж и трудный сегодня выдался день! Распрощавшись с Артыком, мы двинулись в путь с двумя новыми рабочими. Солнце ныне жгло уже с 10 часов невыносимо. Опять обгорели руки и особенно сильно лицо — болело и трескалось. Лошадь у меня новая — два с половиной года, жеребчик, не очень резвая, но лучше Чавчи. Седло, кажется, не очень удобно, и я нынче большею частью шла.
В пути. Фото Веры Никитиной с сайта «Пермская трибуна»
Шли вдоль почтового тракта. Пыль ужасная. Так странно было видеть здесь телеграфные столбы — следы культуры среди этих диких мест. По краям дороги уже много растительности, кусты довольно большие. Много следов фазанов, и наши охотники, Вася и Байрам-Али, не выдерживают, и то тут, то там сворачивают с дороги, стреляют по фазанам, но всё промазывают.
«Печаль же — радости залог»
Время подходит к полудню, скоро можно пить. Пить хочется непередаваемо! Вася остановился, чтоб вести наблюдения. Я усаживаюсь в тень куста и с нетерпением прикладываю ко рту бутылку, делаю глоток-другой, и — о ужас, вода горькая, солёная! Пить её почти невозможно, тошнит, прямо слёзы навёртываются от обиды. Если бы вы знали только, как хочется пить, то никто не счёл бы за каприз эти слёзы! Но «печаль же — радости залог» (Цитата из оперы М. И. Глинки «Руслан и Людмила» (песня Баяна). – Прим. «Пермской трибуны»). Рабочие достали арбуз, и мы принялись — не есть, нет, а пожирать его с жадностью, несмотря ни на что кругом! Кажется, спустись ангел с небес, и то останешься равнодушным и будешь выплёвывать косточки от арбуза и наслаждаться холодным вкусным арбузом.
Тедженский оазис
Поехали дальше. Я от куска арбуза, конечно, не напилась, и с горечью на душе думала, что и на стоянке не придётся напиться, и с обидой сетовала на Васю — зачем он не позаботился на стоянке найти воды? Но всему на свете есть предел — наконец мы подъезжаем к Теджену и останавливаемся на ночлег. Какая радость увидеть лес, зелень! Здесь река — может быть, добудем воды получше.
Оазис в пустыне. Рисунок Веры Никитиной с сайта «Пермская трибуна»
Из-под ног верблюдов, лошадей вылетают фазаны, зайцы — их здесь, очевидно, множество. Везде следы свиней, и мы с Гассаном начинаем трусить, чтоб они нас не съели, и этот страх не так уж неоснователен, ведь свиньи ходят огромными стадами. Вася отправляется сейчас же на охоту.
Сумерки
Скоро темнеет. Взошла луна, всё небо в звёздах, всё залито лунным светом. Так фантастично вырисовываются деревья! Какое очарование в этой ночи! Только в сказках приходилось читать об этом. Никогда не думала, что увижу то, что не может нарисовать самая яркая фантазия. Сверчков здесь множество, слышны голоса разных птичек. Костёр наш ярко пылает. Кругом сидят рабочие и пьют чай.
Байрам-Али
Потом все идём на Теджен. Громадный водоём, но весь пустой. Там Байрам-Али копает яму для фазанов. Удивительно он славный, весёлый, неутомимый, вечно посмеивается «якши яман, клади карман». Он выучился по-русски «тшут-тшют», и очень доволен. Ему лет 40, но это совершенный ребёнок: вчера привязал на верёвку ящерицу и заставлял её бежать за караваном, и заливался смехом.
Ночные страхи
Ночью опять прислушивалась. Всё казалось: вот ломаются сучья под ногами — это идёт кабан. Ведь это не сказка, не воображение, а могущая быть действительность! Здесь огромные непроходимые заросли. Вот кто-то дёргает верёвки у палатки, и слышно, как скребётся о брезент — кто? Лиса, а может быть, дикобраз… Несколько раз бужу Васю, но потом успокаиваюсь и засыпаю.
.
Подробнее читайте на fergananews.com ...