2016-1-29 14:30 |
Более двух тысяч километров отделяет страны так называемой Центральной Азии в ее узком, постсоветском формате от той части территории Сирии и Ирака, которая провозглашена как ИГИЛ или ИГ (запрещенная террористическая организация «Исламское государство Ирака и Леванта», ISIS или IS англ.
, Daesh араб. , ДАИШ). И если учесть, что в этом промежутке расположены Иран, Каспий, отчасти Афганистан, то понятно, что ни о каком «соседнем» конфликте речи не идет.
Существует только одно, и то косвенное, указание на то, что лидерами ИГ Центральная Азия рассматривается в качестве цели экспансии. Этим указанием является сам факт того, что население этих стран исповедует в своем большинстве ислам. А ИГИЛ воюет и строит жизнь под исламскими знаменами, несмотря на отказ им в этом со стороны многих приверженцев «подлинного» ислама и исламской духовной элиты. Построение халифата на всех территориях, где живут мусульмане, - все же, скорее, теоретическое построение и некий идеологический посыл, адресованный исламскому сознанию проживающих в Центральной Азии мусульман, чем реальная цель лидеров ИГИЛ.
Тем не менее, правительствами всех центральноазиатских государств ИГИЛ рассматривается как непосредственная угроза безопасности.
Есть две реальности, которые превращают гипотетическую угрозу ИГИЛ для стран Центральной Азии в актуальную повестку дня их правительств.
Первая реальность - внутренние проблемы этих стран.
Начать придется с главного - с того, что местные элиты не в состоянии предложить своим народам привлекательную и одновременно убедительную модель будущего, модель развития, которая была бы воспринята людьми как смысл собственной жизни.
Затянувшийся кризис идентичности связан со многими факторами, но главная проблема в том, что не найдено способа адаптации существующих у народов Центральной Азии системы ценностей, организации общества и экономической жизни к реалиям современного мира. Это касается всех стран, несмотря на различие их цивилизационных моделей. Как следствие – колоссальный идеологический хаос, царящий на всем этом пространстве в головах живущих здесь людей.
Ислам, конечно, активно работает над соорганизацией этого хаоса в рамках своей идеологии и системы ценностей. Но он сталкивается с серьезными проблемами, не позволяющими мусульманской идеологии сформатировать сегодня все центральноазиатское пространство. Эти проблемы связаны с множественностью предложений от самого ислама. По Центральной Азии бродят носители идей всего «исламского» спектра, причем порой остро конфликтующие между собой.
С другой стороны, государства, правящие элиты, будучи, к тому же, в основном носителями советского мировоззрения, крайне настороженно, можно сказать ревностно, относятся к идеологии ислама, видя в ней конкурента своим властным полномочиям.
Ну, и не в последнюю очередь ислам сталкивается с сильными этническими системами верований и традиций. Причем, если в Таджикистане и Узбекистане они очень близки к исламу, то в других странах во многом вступают в противоречие и даже конфликт с ним. Скажем, в Казахстане и Кыргызстане активно растет число приверженцев традиционных верований этих народов, существовавших гораздо раньше, чем появился ислам, и существующих до сих пор в целой системе ценностей и обрядов.
Правительства центральноазиатских стран пытаются найти выход из этих проблем в поисках своих моделей ислама. Сегодня уже в каждой из этих республик такая модель определена и формализована в виде государственных концепций религии. Но это мало спасает положение, поскольку государствам люди склонны верить в куда меньшей степени, чем религиозным институтам.
Валентин Богатырев Ситуация идеологического хаоса создает прекрасные предпосылки для позитивного отклика на любые определенности. Многочисленные социологические исследования последних лет показывают, что именно поиск смысла, определенности жизненных ценностей и целей является главной причиной, заставляющей людей уезжать и становиться в ряды ИГИЛ. По этой же причине понятно, почему в большей части это - молодежь.
Государствам, явно проигрывающим идеологическую борьбу, не остается ничего иного, как прибегать к тем ее средствам, которыми оно располагает.
Их два: объявить радикальные исламские силы врагами, террористами, чтобы таким образом сформировать в обществе негативное отношение к ним, и использовать для борьбы с ними карательные технологии. А поскольку собственно игиловцев в Центральной Азии маловато, то в эту категорию записывают всех, кого можно: радикальных исламистов любого другого толка, криминал и даже неугодных представителей традиционного ислама. Основания легко найти, если соответствующим образом толковать идею халифата или просто положить рядом с трупом черный флаг с надписями на арабском языке. Справедливости ради надо сказать, что среди криминала, например, религиозный радикализм становится все более популярной темой, поскольку куда привлекательнее быть борцом за веру, чем банальным бандитом.
Борьба с ИГИЛ очень удобна для использования в качестве политической технологии, средства формирования общественных настроений, отвлечения общества от каких-то других проблем. Поэтому можно с уверенностью предсказать, что по мере, скажем, нарастания экономических проблем, связанных как с внутренней экономической политикой, так и с привязкой стран Центральной Азии к экономике России, ИГИЛ все больше будет «угрожать» этим странам.
Во всяком случае, ИГ-угроза - весьма удобный инструмент для правительств стран Центральной Азии. Может, потому они и не особо прислушиваются к голосам экспертов, утверждающих, что ИГИЛ и Центральная Азия - это две мало совместимые вещи.
С большой степенью осторожности надо относиться и к постоянно растущим цифрам «призывников» в ИГИЛ из стран Центральной Азии. Как показывает анализ, большая часть выходцев из центральноазиатских стран была завербована не у себя на родине. И уж совершенно точно доказано разными исследованиями, что вовсе не экономическое положение в странах Центральной Азии было сколь-нибудь значимой мотивацией для выезда в Сирию.
Не хотелось бы допускать предположения о завышаемых цифрах, но существует довольно значительная разница между данными ICSR (Международный центр исследования радикализма и политического насилия) и сведениями, озвучиваемыми органами безопасности центральноазиатских стран. Национальные цифры существенно выше тех, которые представляют независимые исследователи. Остается открытым вопрос и о том, какое число завербованных оседает в странах транзита, особенно в Турции, так и не доезжая (или вовсе не собираясь) до Сирии. Во всяком случае, это вопрос о методике подсчета, которая явно далека от совершенства.
Вторая реальность - игра внешних для Центральной Азии сил, использующих тему угрозы ИГИЛ для решения своих задач.
Правительства стран Центральной Азии не могут не давать себе отчет, что нередко «угрозы ИГИЛ» создаются и наращиваются усилиями далеко не самого ИГИЛ, а тех стран, которые имеют свои интересы в Центральной Азии.
Здесь, прежде всего, отчетливо видна борьба двух противоположных мифов: «ИГИЛ – продукт США» и «ИГИЛ – продукт России». Обе эти теории активно транслируются в соответствующих средствах массовой информации, высказываниях экспертов на различных конференциях и обсуждениях.
Цель у представителей разных сторон одна: сформировать ощущение угрозы для безопасности стран Центральной Азии со стороны, соответственно, конкурента. И за счет этого сделать правительства этих стран более сговорчивыми в решении двусторонних вопросов или вопросов их участия в международных организациях, более зависимыми от этих внешних центров силы.
Активно, скажем, использует тему ИГИЛ для усиления своего влияния секретариат ОДКБ. Понятно, что помимо беспокойства о защите южных рубежей зоны действия Организации тут не обходится и без стремления крепче привязать к себе страны Центральной Азии, а кое-кого и вернуть в нее, а также увеличить вес самой организации, до недавних пор малозначимой для стран региона. Соответственно, и российские эксперты, как правило, преподносят угрозу ИГИЛ в куда более тревожных и мрачных тонах, чем это делают их центральноазиатские коллеги или представители США, и чем это обстоит на самом деле.
Не обходится ни одного месяца без проведения различного рода конференций по «захвату» группировкой ИГИЛ Афганистана. Тема проникновения ИГИЛ к южным границам стран Центральной Азии - одна из самых распространенных спекуляций. Хотя для экспертов, знающих эту тему, понятно, что существуют серьезные противоречия между ИГИЛ и движением «Талибан», которые делают практически невозможным продвижение игиловцев на север через Афганистан, что присутствие маркируемых «игиловскими» отрядов на границе с Таджикистаном и Туркменией объясняется совершенно иными причинами, чем радикал-исламская экспансия, да и отряды эти состоят вовсе не из сил ИГИЛ, и пришли к границам не с территории ИГИЛ.
Стоит подумать о том, например, почему появляются какие-то боевики у южных границ Туркменистана и они сразу же объявляются группами, подчиненными ИГИЛ как раз в то время, когда возникают проблемы направления транспортировки туркменского газа и строительства ТАПИ. Очевидно, что ИГИЛ тут ни при чем, речь идет о попытках заинтересованных сторон повлиять на решения туркменских властей.
Плохо то, что игры вокруг темы исламского радикализма вообще и ИГИЛ в частности попадают на благодатную почву внутренних проблем, превращаясь из мифических угроз в реальные риски для стабильности и выбора пути развития стран Центральной Азии.
Валентин Богатырев - кандидат исторических наук, координатор аналитического консорциума «Перспектива» (Бишкек). В прошлом - советник нескольких президентов, в 2001-2006 был годах директором Института стратегических исследований при президенте Кыргызстана
.
Подробнее читайте на fergananews.com ...
